Княгиня, красный командир, налетчица. И все это - об одной и той же женщине, которую революция вместе с миллионами других граждан страны швырнула в гущу кровавых событий нашей трагической истории.

Потусторонняя встреча в коридоре губчека

Зачистка, проведенная оперативниками Одесской губчека в селе Лубянка Вознесенского уезда 27 июля 1920 года, ожидаемых результатов не принесла. Ни складов с оружием, ни подпольной организации обнаружить не удалось. И уж тем более не вызвали интереса задержанные: угрюмый крестьянин, его злая жена и явно нездешняя девка. Зачистку проводили по наводке и потому задержанных доставили в Одессу. "Фильтр" губернской ЧК работал споро, и потому задержанных прокачали быстро: они и в самом деле оказались крестьянами.

Их уже собирались отпустить, когда в коридоре ЧК, а располагалась она тогда на Преображенской, раздался крик: "Командир! Ты жив". Услышав эти слова, молодая женщина, которую вели на последний допрос, остановилась, дернулась и обернулась. Рванувшийся от конвоиров красноармеец кинулся к ней и быстро заговорил: "Командир, мы ж тебя под Парканами похоронили". Услышав эти слова, девушка неожиданно покраснела и, отвернув голову, пробормотала: "Вы, наверное, ошиблись".

Об этом разговоре конвоир, как и положено, доложил следователю Григорию Абрамову. Тот, правда, уже собирался закрывать дело. Но это сообщение его заинтересовало. И следователь вновь вызвал к себе задержанную.

Кто же вы, мадам Григорьева?

Таким был первый вопрос к женщине, которая, по имеющимся у чекиста документам, числилась как "Григорьева".

"Да не мадам, а княгиня", - услышал следователь от арестованной. Наверное, в те времена следователей ЧК удивить чем-либо было трудно, но эти слова его просто огорошили. Настолько, что и сегодня, спустя восемьдесят лет, эту неожиданность можно ощутить, читая подписанный им протокол допроса.

Собеседница следователя рассказывала, а тот скрупулезно фиксировал. Люция родилась в 1902 году в Харьковской губернии. Урожденная Щербатова. Отец - князь Константин Константинович Щербатов род свой вел от Рюриков. Богат был безмерно, только сыновьями Бог обделил. В младшенькой - Люции - души не чаял и воспитывал ее как будущего наследника - девочка росла по-мальчишески бойкой, прекрасно стреляла, отлично фехтовала, слыла прекрасной наездницей.

Свадьбу с князем Юрием Васильевичем Голицыным шумно не праздновали - время было смутное. В вихре трех дней княгиня Голицына оказалась в сводно-кавалерийском полку одной из дивизий генерала Петра Краснова. Поступила туда княгиня уже в мужском обличье и под именем вольно определяющего "Николаева".

Позже, давая показания в Одесском суде, она объяснила свой поступок следующим образом: "Я пошла с целью отомстить большевикам. Потому что на моих глазах ворвавшийся в наше имение отряд матросов разрушил мой дом. Разграбили все, что можно было. Но это полбеды. Бандиты с красными бантиками на груди, иначе назвать их не могу, ни за что повесили мою сестру. Отец в это время находился за границей, мать была в России. Я поклялась мстить большевикам за разорение своей семьи".

Под Конотопом красновцев разбили, пленных на скорую руку обратили в "красную веру". Какая "идейная перековка" произошла в душе кавалер-девицы - из материалов дела выяснить трудно. Зато из ее послужного списка четко видно: рядовой "боец" Красной армии "Михаил Николаев" воевал храбро и карьеру по законам военного времени сделал успешную: сначала командир взвода, затем - эскадрона, потом становится начальником штаба полка и наконец - его командиром.

Командиром полка "Михаил Николаев" был отменным. Сам Григорий Котовский жаловал ему именную шашку. А другую награду - именной маузер - торжественно вручали в Казатине при общем построении полка.

Гуляй Поле - территория любви

Кто знает, как развивалась бы военная карьера "красного командира Михаила Николаева", если бы не та стремительная атака под Екатеринославом. Полк умчался вперед, оставив на поле брани своего раненого вожака. Подобрал его обоз, и до самых Паркан, а это уже Бассарабия, командир метался в горячем бреду. Под Парканами на лазарет наскочили белые.

Красноармейцев, даже раненых, они частенько расстреливали без суда и следствия. Поэтому бывшие сослуживцы уже мысленно похоронили своего бравого комполка.

Но княгине повезло - ее не тронули. Недобитых красноармейцев по дворам "разобрали" сердобольные местные жители. Выздоровевшую Голицыну заново "рекрутировали" в Красную армию. В одном из полков ее определили продраздатчиком. Поселили в комнате с каптенармусом Никифором Одинцовым. Тот в свое время служил в имении поручика Владимира Озерова. Бывший хозяин, встретив Одинцова, предложил принять участие в банальной уголовщине, связанной с вымогательством денег. Затея окончилась провалом. Афериста Озерова чекисты расстреляли, а невинную его соучастницу - Люцию Голицыну - отпустили не все четыре стороны. Та отправилась в глушь, подальше от крупных городов, в провинцию, в деревню Лубянка под Николаевом. Так случилось, что в это время в тех краях лютовал анархист Николай Спиранди-Эдвардс. Естественно, что ослепительной красоты княгиня Люция Голицына-Щербатова и чертовски внешне привлекательный Спиранди-Эдвардс не могли пройти мимо друг друга.

Возникший союз двух беспокойных влюбленных сердец на практике быстро трансформировался в банальную уголовщину. Видимо, уставшая от классовых битв то за белых, то за красных, графиня и ее любимый "рыцарь большой дороги" нашли друг друга на путях свободной любви и бандитской вольности. Лихими грабежами и налетами "молодые" терроризировали не только Одессу, но и всю Херсонскую губернию. Насчитывающая свыше ста сабель конная банда не давала покоя одесским чекистам ни днем, ни ночью.

Они долго гонялись за "сладкой парочкой" по всему Югу, пока в Бессарабии в жестоком бою под Майорами не разбили бандитское "войско" молодоженов в пух и прах.

Но судьба в очередной раз улыбнулась княгине Голицыной. Она ускользнула от чекистов и, решив "начать новую жизнь", затаилась в том самом селе Лубянка Вознесенского уезда. Здесь-то совершенно случайно "красная княгиня" и лихая налетчица попала в чекистскую "зачистку".

"Во-первых, кавалерист! Женщина - это во-вторых!"

У следователей Григория Абрамова и Владимира Чернова, принявших к производству дело "кавалерист-девицы", сразу же возникло множество вопросов. Во-первых, можно ли ее обвинить в дезертирстве. Ведь мадам Голицына являлась лицом женского пола. А в законах того времени столь не совсем обычный случай в практике не был прописан юридически. Во-вторых, княгиня воевала и на той, и на другой стороне. Причем на стороне красных, по имеющемуся в деле письменному отзыву Григория Котовского, отличалась отвагой и храбростью.

Юристы-эксперты 1920 года дали удивительно звучащий сегодня ответ: "Наличия дезертирства не имеется, так как женщины не подлежат принудительному привлечению для отбывания воинской повинности. Не может считаться подлогом и добровольное вступление в ряды Красной армии".

Следователи одесской ЧК, наверное, впервые в своей жизни исследовавшие столь необычное дело, вынесли вердикт: "В контрреволюционной работе никакого участия не принимала. Единственное ее преступление состоит в том, что она дезертировала из караульного полка, где служила в качестве строевого красноармейца. Будучи командиром кавалерийского полка Красной армии, проявила себя исключительно с храброй стороны. П совету других скрыла свое княжеское происхождение, отчасти потому, что этот титул при Советской власти не мог дать ей ничего существенного".

Такое необычно объективистское заключение экспертов и следователей поправил председатель Одесского ревтрибунала Моисей Громан. На корню отвергнув "мелкобуржуазное юридическое крючкотворство" и руководствуясь "революционной целесообразностью", он огласил приговор окончательный и бесповоротный. В соответствии с этим документом "княгиня Голицына-Щербатова виновна в том, что... принадлежала к княжескому роду и званию, являясь ярой контрреволюционеркой, участвовала во всех боях вплоть до момента захвата ее войсками Котовского в плен. Являясь командиром полка Красной армии, после ранения не приступила к исполнению своих революционных обязанностей. Обвиняемую Голицыну заключить в дом принудительных работ с лишением свободы на 6 лет".

Приговор княгиня выслушала с презрительной улыбкой. Наверное, в тот момент уже знала, как будут в дальнейшем развиваться события. А они развивались так. На следующий же день после суда конвой, сопровождающий ее в тюрьму в Люстдорф, был разгромлен, а княгиня исчезла. Говорят, что этот налет был делом рук ее любовника Спиранди-Эдвардса...

Дальнейшая судьба княгини покрыта мраком неизвестности. Говорят, что легендарные, отчаянные предводительницы бессарабских банд, атаманши Маруся Золотая и Анна Отчаянная были похожи на нее... Однако никаких весомых документальных свидетельств тому нет.

Единственно, что осталось как память о Голицыной-Щербатовой на сегодняшний день, - это хранящееся в архиве Управления службы безопасности Украины по Одесской области тоненькое дело в картонной обложке.